Неточные совпадения
Довольно! Окончен с прошедшим расчет,
Окончен расчет с господином!
Сбирается с силами русский народ
И учится быть
гражданином.
«Нет! нет!
Прошу садиться,
граждане! »
Крестьяне поупрямились,
Однако делать нечего,
Уселись на валу.
С пребеглыми умами видим мы худых мужей, худых отцов, худых
граждан.
Они тем легче могли успеть в своем намерении, что в это время своеволие глуповцев дошло до размеров неслыханных. Мало того что они в один день сбросили с раската и утопили в реке целые десятки излюбленных
граждан, но на заставе самовольно остановили ехавшего из губернии, по казенной подорожной, чиновника.
Целых шесть лет сряду город не горел, не голодал, не испытывал ни повальных болезней, ни скотских падежей, и
граждане не без основания приписывали такое неслыханное в летописях благоденствие простоте своего начальника, бригадира Петра Петровича Фердыщенка.
Тут утопили еще двух
граждан: Порфишку да другого Ивашку и, ничего не доспев, разошлись по домам.
Вести о «глуповском нелепом и смеха достойном смятении» достигли наконец и до начальства. Велено было «беспутную оную Клемантинку, сыскав, представить, а которые есть у нее сообщники, то и тех, сыскав, представить же, а глуповцам крепко-накрепко наказать, дабы неповинных
граждан в реке занапрасно не утапливали и с раската звериным обычаем не сбрасывали». Но известия о назначении нового градоначальника все еще не получалось.
Голова у этого другого градоначальника была совершенно новая и притом покрытая лаком. Некоторым прозорливым
гражданам показалось странным, что большое родимое пятно, бывшее несколько дней тому назад на правой щеке градоначальника, теперь очутилось на левой.
И началась тут промеж глуповцев радость и бодренье великое. Все чувствовали, что тяжесть спала с сердец и что отныне ничего другого не остается, как благоденствовать. С бригадиром во главе двинулись
граждане навстречу пожару, в несколько часов сломали целую улицу домов и окопали пожарище со стороны города глубокою канавой. На другой день пожар уничтожился сам собою вследствие недостатка питания.
— Здорово живешь, Домаха! — гаркнули в один голос
граждане.
Лучшие
граждане собрались перед соборной колокольней и, образовав всенародное вече, потрясали воздух восклицаниями: «Батюшка-то наш! красавчик-то наш! умница-то наш!»
"Сего 10-го июля, — писал он, — от всех вообще глуповских
граждан последовал против меня великий бунт.
До первых чисел июля все шло самым лучшим образом. Перепадали дожди, и притом такие тихие, теплые и благовременные, что все растущее с неимоверною быстротой поднималось в росте, наливалось и зрело, словно волшебством двинутое из недр земли. Но потом началась жара и сухмень, что также было весьма благоприятно, потому что наступала рабочая пора.
Граждане радовались, надеялись на обильный урожай и спешили с работами.
Между тем дела в Глупове запутывались все больше и больше. Явилась третья претендентша, ревельская уроженка Амалия Карловна Штокфиш, которая основывала свои претензии единственно на том, что она два месяца жила у какого-то градоначальника в помпадуршах. Опять шарахнулись глуповцы к колокольне, сбросили с раската Семку и только что хотели спустить туда же пятого Ивашку, как были остановлены именитым
гражданином Силой Терентьевым Пузановым.
Отписав таким образом, бригадир сел у окошечка и стал поджидать, не послышится ли откуда:"ту-ру! ту-ру!"Но в то же время с
гражданами был приветлив и обходителен, так что даже едва совсем не обворожил их своими ласками.
Ни помощник градоначальника, ни неустрашимый штаб-офицер — никто ничего не знал об интригах Козыря, так что, когда приехал в Глупов подлинный градоначальник, Двоекуров, и началась разборка"оного нелепого и смеха достойного глуповского смятения", то за Семеном Козырем не только не было найдено ни малейшей вины, но, напротив того, оказалось, что это"подлинно достойнейший и благопоспешительнейший к подавлению революции
гражданин".
В сущности, пожар был не весьма значителен и мог бы быть остановлен довольно легко, но
граждане до того были измучены и потрясены происшествиями вчерашней бессонной ночи, что достаточно было слова:"пожар!", чтоб произвести между ними новую общую панику.
Анархия началась с того, что глуповцы собрались вокруг колокольни и сбросили с раската [Раска́т — крепостной вал или высокая насыпь с помостом.] двух
граждан: Степку да Ивашку.
Выступил тут вперед один из
граждан и, желая подслужиться, сказал, что припасена у него за пазухой деревянного дела пушечка малая на колесцах и гороху сушеного запасец небольшой. Обрадовался бригадир этой забаве несказанно, сел на лужок и начал из пушечки стрелять. Стреляли долго, даже умучились, а до обеда все еще много времени остается.
Наконец глуповцы не вытерпели: предводительствуемые излюбленным
гражданином Пузановым, они выстроились в каре перед присутственными местами и требовали к народному суду помощника градоначальника, грозя в противном случае разнести и его самого, и его дом.
Глупов закипал. Не видя несколько дней сряду градоначальника,
граждане волновались и, нимало не стесняясь, обвиняли помощника градоначальника и старшего квартального в растрате казенного имущества. По городу безнаказанно бродили юродивые и блаженные и предсказывали народу всякие бедствия. Какой-то Мишка Возгрявый уверял, что он имел ночью сонное видение, в котором явился к нему муж грозен и облаком пресветлым одеян.
— Я знаю про вас, — сказала она Левину, — что вы плохой
гражданин, и я вас защищала, как умела.
— В том-то и штука, батюшка, что могут быть случаи, когда правительство не исполняет воли
граждан, и тогда общество заявляет свою волю, — сказал Катавасов.
— Да моя теория та: война, с одной стороны, есть такое животное, жестокое и ужасное дело, что ни один человек, не говорю уже христианин, не может лично взять на свою ответственность начало войны, а может только правительство, которое призвано к этому и приводится к войне неизбежно. С другой стороны, и по науке и по здравому смыслу, в государственных делах, в особенности в деле воины,
граждане отрекаются от своей личной воли.
Впрочем, хотя эти деревца были не выше тростника, о них было сказано в газетах при описании иллюминации, что «город наш украсился, благодаря попечению гражданского правителя, садом, состоящим из тенистых, широковетвистых дерев, дающих прохладу в знойный день», и что при этом «было очень умилительно глядеть, как сердца
граждан трепетали в избытке благодарности и струили потоки слез в знак признательности к господину градоначальнику».
Из наук были избраны только те, которые способны образовать из человека
гражданина земли своей.
— Мудрости, почтеннейший, мудрости! мудрости управлять хозяйством, подобно вам; подобно вам уметь извлекать доходы верные; приобресть, подобно вам, имущество не мечтательное, а существенное, и тем исполнить долг
гражданина, заслужить уваженье соотечественников.
Он был среди
граждан совершенно как в родной семье, а в лавки и в гостиный двор наведывался, как в собственную кладовую.
— Я действительно лгал, я не имел ни детей, ни семейства; но, вот Бог свидетель, я всегда хотел иметь жену, исполнить долг человека и
гражданина, чтобы действительно потом заслужить уваженье
граждан и начальства…
— Чем больше слушаешь вас, почтеннейший Константин Федорович, — сказал Чичиков, — тем большее получаешь желание слушать. Скажите, досточтимый мною: если бы, например, я возымел намерение сделаться помещиком, положим, здешней губернии, на что преимущественно обратить внимание? как быть, как поступить, чтобы в непродолжительное <время> разбогатеть, чтобы тем, так сказать, исполнить существенную обязанность
гражданина?
И вот напечатают в газетах, что скончался, к прискорбию подчиненных и всего человечества, почтенный
гражданин, редкий отец, примерный супруг, и много напишут всякой всячины; прибавят, пожалуй, что был сопровождаем плачем вдов и сирот; а ведь если разобрать хорошенько дело, так на поверку у тебя всего только и было, что густые брови».
Но я теперь должен, как в решительную и священную минуту, когда приходится спасать свое отечество, когда всякий
гражданин несет все и жертвует всем, — я должен сделать клич хотя к тем, у которых еще есть в груди русское сердце и понятно сколько-нибудь слово «благородство».
Еще бокалов жажда просит
Залить горячий жир котлет,
Но звон брегета им доносит,
Что новый начался балет.
Театра злой законодатель,
Непостоянный обожатель
Очаровательных актрис,
Почетный
гражданин кулис,
Онегин полетел к театру,
Где каждый, вольностью дыша,
Готов охлопать entrechat,
Обшикать Федру, Клеопатру,
Моину вызвать (для того,
Чтоб только слышали его).
— Понимаю (вы, впрочем, не утруждайте себя: если хотите, то много и не говорите); понимаю, какие у вас вопросы в ходу: нравственные, что ли? вопросы
гражданина и человека? А вы их побоку; зачем они вам теперь-то? Хе, хе! Затем, что все еще и
гражданин и человек? А коли так, так и соваться не надо было; нечего не за свое дело браться. Ну, застрелитесь; что, аль не хочется?
Я могу быть и официальным лицом и при должности, но
гражданина и человека я всегда ощутить в себе обязан и дать отчет…
Исполняю долг
гражданина и человека, а он кто, позвольте спросить?
Вот вы знаете, например, заранее и досконально, что сей человек, сей благонамереннейший и наиполезнейший
гражданин, ни за что вам денег не даст, ибо зачем, спрошу я, он даст?
Не дружба, а чувство
гражданина и человека, чувство гуманности и любви ко всевышнему.
Так часто добрый селянин,
Простой солдат иль
гражданин,
Кой с кем своё сличая состоянье,
Приходят иногда в роптанье.
Им можно то ж почти сказать и в оправданье.
Пример такой на свете не один:
И диво ли, когда жить хочет мещанин,
Как именитый
гражданин,
А сошка мелкая, как знатный дворянин.
Кто с пользою отечеству трудится,
Тот с ним легко не разлучится;
А кто полезным быть способности лишён,
Чужая сторона тому всегда приятна:
Не бывши
гражданин, там мене презрен он,
И никому его там праздность не досадна.
Вел простой образ жизни и сам обрабатывал землю; снискал славу образцового
гражданина.] грядку под позднюю репу отбиваю.
— Пороть надобно не его, а — вас,
гражданин, — спокойно ответил ветеринар, не взглянув на того, кто сказал, да и ни на кого не глядя. — Вообще доведено крестьянство до такого ожесточения, что не удивительно будет, если возникнет у нас крестьянская война, как было в Германии.
— Я —
гражданин моей страны, и все, что творится в ней…
Оказалось, что
гражданин, проезжая на паре собственных лошадей, переломил крестьянину ногу, помял ребра и причинил сотрясение мозга, вследствие чего крестьянин Алексей Ухов, ломовой извозчик, — помер.
Юноша шаркнул ногой по полу, исчез, а Самгин, развернув «Дело о взыскании крестьянами Уховыми Иваном и Пелагеей с пот. почет.
гражданина Левашова убытков за увечье», углубился в изучение дела.
«Свободным-то
гражданином, друг мой, человека не конституции, не революции делают, а самопознание. Ты вот возьми Шопенгауэра, почитай прилежно, а после него — Секста Эмпирика о «Пирроновых положениях». По-русски, кажется, нет этой книги, я по-английски читала, французское издание есть. Выше пессимизма и скепсиса человеческая мысль не взлетала, и, не зная этих двух ее полетов, ни о чем не догадаешься, поверь!»
— Не имеете. Во дни войны все права
граждан законно узурпирует государь император.
— Какой сияющий день послал нам господь и как гармонирует природа с веселием
граждан, оживленных духом свободы…
Тогда несколько десятков решительных людей, мужчин и женщин, вступили в единоборство с самодержавцем, два года охотились за ним, как за диким зверем, наконец убили его и тотчас же были преданы одним из своих товарищей; он сам пробовал убить Александра Второго, но кажется, сам же и порвал провода мины, назначенной взорвать поезд царя. Сын убитого, Александр Третий, наградил покушавшегося на жизнь его отца званием почетного
гражданина.